ЦИ-САМОМАССАЖ ЛИЦА 2

        «Толстая и румяная стряпка Домнушка, гремевшая у печи ухватами, время от времени взглядывала в его сторону», – пишет Д. Н. Мамин-Сибиряк.
        А вот строки из стихотворения С. Есенина:

        Знакомо ли вам слово ухват? Возможно, вы его слышали, и не раз. Но все ли из вас представляют, как он выглядит и для чего нужен? Конечно, этот вопрос относится только к тем, кто живет в городе, в современных домах. Деревенские жители не могут не знать, что такое ухват, который так необходим при приготовлении пищи в русской печи.
        Ухват – это железное орудие, с помощью которого ставят в печь и достают тяжелые чугуны и горшки. Он представляет собой железную изогнутую пластинку, которая крепится на длинной деревянной палке, чтобы хозяйка могла ставить в огонь и доставать из глубины печи чугуны со щами, с кашей, с водой. Обычно ухватов в доме было несколько, они были разного размера, для больших и маленьких горшков, и с ручками разной длины. С ухватом имели дело, как правило, только женщины, так как приготовление пищи, да и вообще все, что связано с печкой, было женской заботой. Случалось, что они использовали его как орудие нападения и обороны. Баба, вооруженная ухватом, – почти классический образ в деревне. Недаром существует такая пословица: С ухватом баба – хоть на медведя! Подтверждение этому находим и в живой диалектной речи: Не ходи ко мне, подлец, я тебе вильми и рогачом-то двину! Однако русским говорам известны и другие названия ухвата. Одно из – них – рогач – уже встретилось в предыдущем примере. Оно употребляется в большей части южнорусских областей (сиреневая заливка). Слово вилки распространено на западе нашей территории, на границе с Белорусью (розовая заливка); немного восточное ухват называют вилами (красная заливка); на юго-западе – это емки (бирюзовая заливка).
        И. А. Бунин, чье имение было в Орловской губ., в повести «Деревня» пишет: «Приветливая солдатка легко поднимала на рогаче и вдвигала в печь пудовые чугуны», – используя для обозначения ухвата диалектное слово, употребляющееся в части орловских говоров.
        Само название ухват не только широко распространено на огромной территории русских говоров (на карте обозначено желтым), но и является принадлежностью литературного языка. Нередко его можно встретить в художественной литературе при описании крестьянского быта:
        «…Лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, yxваm в углу и широкий шесток, уставленный горшками, – все было как в обыкновенной избе». (А. С. Пушкин. Капитанская дочка.)
        Диалектизмы чаще всего употребляют те писатели, которые сами родом из деревни или, по крайней мере, долго жили в деревне и хорошо знакомы с местным говором. Но такие слова требуют очень осторожного с ними обращения. Иначе возникает ситуация, которую описывает ученый-филолог И. А. Оссовецкий, под чьим руководством был создан словарь говора д. Деулино Рязанской обл.: «Если же писатель не владеет ни одним народным говором и пользуется диалектной лексикой из вторых рук, то он может ошибиться, перепутать названия, принять одно за другое, сочетать несочетаемое. Вот один из примеров: «Днем он дремал, слыша сквозь забытье, как гремели в руках старухи ухваты и рогачи, хлопает и визжит в сенцах на ржавых петлях дверь, ворочается в закутке и вдруг гулко ударяется о деревянную стенку боровок».
        Ухват и рогач – одно и то же, эти два слова нельзя использовать при перечислении в одном ряду.
        Теперь вдумайтесь в перечисленные названия ухвата: как прозрачна их этимология (происхождение), как понятно, почему этот предмет назван именно так. В одном случае очевидно, что предмет назван так за свою форму: рогач напоминает рога. В другом случае заметна связь с глаголом: ухват – это то, чем хватают, ухватывают горшки; емки – это то, чем их вынимают, поднимают (-ним- и -ем- – варианты одного и того же корня, ср.: принимаю – прием; с этим же корнем встречаются еще два слова, обозначающие ухват: отъем и подъем).
        Реже в русских говорах встречаются следующие названия ухвата: ухватник, обхватник, хватник, выхватень, охват, обхват; рушник (ручник).
        Слова рогач и вилки (вилка) широко распространены в украинских говорах; литературным же в украинском языке является название рогач.

¹ Махотка – маленький горшок.

        С давних пор у народа существовал мудрый обычай помощи друг другу при строительстве дома, жатве, покосе, обработке льна, прядении шерсти и т.д. Коллективную помощь устраивали в разных случаях. Обычно всем миром помогали вдовам, сиротам, погорельцам. Достаточно часто соседи договаривались по очереди вместе вывозить на поля навоз, рубить капусту, которую всегда квасили в больших количествах. Сообща трудились, когда была необходимость выполнить срочную или трудоемкую работу: заготовить сено, собрать урожай, поставить сруб, поменять в нем венцы.
        Обычно помочь или толоку (в разных говорах называется по-разному) «играли», «справляли» в воскресные дни или праздники (ср. играть свадьбу, справлять новоселье, т. е. устраивать целое праздничное действо). Проходила она так. Хозяин заранее созывал – приглашал соседей, родственников, порой всю деревню или даже знакомых из других деревень. Помощники приходили со своими орудиями труда, инструментами, если нужно – с лошадьми и телегами. После работы хозяева угощали помочан, толочан – тех, кто им помогал. Перед застольем работники переодевались в нарядные одежды, которые брали с собой. В некоторых деревнях обед или ужин традиционно должен был состоять из 12 блюд, чтобы каждый месяц «получил» свою порцию и, следовательно, весь год был бы накормлен, а посему оказался сытым, благополучным для хозяев тоже. Завершало этот обычай гулянье: после ужина затевались игры, пляски, молодежь каталась по деревне на лошадях, распевала песни и частушки:

        Самые распространенные названия, как видно из карты, – помочь (помочи – мн. ч.) и толока (с вариантами толока и толока, толоки – мн. ч.). Помочь занимает почти три четверти рассматриваемой территории: это слово известно в северном, южном наречиях и в среднерусских говорах.
        Слово толока имеет большой ареал на западе России, продолжающийся в говорах Украины и Белоруси, и маленький ареал-островок в Рязанской Мещере. Полагают, что некогда сюда переселились жители западных земель, поэтому здесь и отмечены западные языковые черты.
        Слова, показанные на карте, кажутся нам понятными, за исключением слова толока. Этот же корень мы находим в глаголе толочь и существительном сутолока «толчея, толкотня», где приставка су-, подобно приставке со-, имеет значение совместности, взаимной связи (например, собрат, сограждане, сострадательный; сумятица, супротив, супрядки). Подобные названия описываемого обряда широко распространены в славянских языках: блр. талака, укр. толока, болг. тлака, сербохорв. тлака, словен. tláka, полъск. tłoka. В большинстве языков в этом слове и родственных ему присутствует идея совместной деятельности множества лиц.
        Название пособье распространено восточнее и юго-восточнее Гдова, а такжесеверо-западнее города Холм. Наименование помога (с вариантами помога, подмога) не дает ареалов, оно известно лишь в 30 говорах на всей территории.
        Слова помочь, толока, помога и пособье служат названиями любого вида помощи. А чтобы подчеркнуть, какая именно устраивается работа, в некоторых говорах к общему названию добавляют уточняющее прилагательное, и образуется составное наименование: льняная помочь, льняная толока, навозная помочь, навозная толока и т. д.
        Но известны именования иного типа, закрепленные по диалектам за конкретным видом работ. Так, слова супрядка, супрядки означают коллективную помощь в обработке льна, конопли, прядении шерсти. Слова попрядушки, попрядуха – помощь только в прядении. Выжинки, дожинки, сжинки, спожинки – помощь при завершении жатвы. Но названия с корнем -жин- гораздо чаще обозначают в говорах праздник по случаю окончания жатвы.
        Встречаются, но реже и другие наименования отдельных видов помощи (на карте они не показаны): вздымки – помощь при перевозке, строительстве или поднятии сруба; избомытье, большемытье – помощь при уборке дома перед большими праздниками; дровяницы – при заготовке дров; копотиха, харизна, помятушки, потрепушки – все это названия помощи при обработке льна или конопли (мятье, трепание, прядение); сеновницы – при заготовке сена; полотушки – при пропалывании огорода; капустки – при квашении капусты; помолотка – при молотьбе; печебитье – при складывании печи (обычно печь «били» из глины); навозница – при вывозе навоза. Во время навозницы, которую проводили в июне, работы хватало на всех: мужчины грузили навоз на телеги, ребятишки 6–8 лет были возницами, женщины и молодежь сваливали навоз с телег и разбрасывали по полю. Работали хорошо, много и весело.
        Обычай коллективной помощи до сих пор жив во многих деревнях России. Он известен всем славянским народам.
        Такой же обычай существует и у других народов Европы (например, в Венгрии, Нидерландах, Франции, Прибалтийских странах) и Азии, поскольку человеческая жизнь без взаимопомощи и взаимоподдержки немыслима³.
        Нередко упоминание об этом важном для крестьянской жизни обычае мы находим в литературе.
        Путешественник и натуралист, академик И. И. Лепехин оставил такие впечатления в «Дневных записках путешествия… по разным провинциям Российского государства» (конец XVIII в.): «Помочь называется от того, что малосемейные, однако зажиточные люди созывают своих соседей, чтобы помогли им снять созрелой хлеб… другой род помочи всякой похвалы достоин, которую сиротской или вдовьею помочию называют».
        А вот как описывает коллективную помощь в жатве в деревнях русско-белорусского пограничья С. Максимов – писатель-этнограф прошлого века: «Однако работа кончена: это и видно, а в особенности очень слышно: Повесивши серпы на плечи, идут жницы ужинать с поля в деревню, каши есть со всяким придатком и вкусной приправой, с покупным вином и домашней брагой. Впереди самая красивая девушка; вся голова ее в голубых васильках, васильками украшен и последний сноп с поля – дожинок. Девушку эту так и зовут «Толокой».
        Вот еще пример из произведения XIX в.: «Разумеется, дело не обошлось без вспоможения соседей, которые, несмотря на дальнее расстояние, охотно приезжали на помочи к новому разумному и ласковому помещику, – попить, поесть и с звонкими песнями дружно поработать» (С. Аксаков).
        А это пишет уже наш современник А. Приставкин («Городок»): «Помочь – дело коллективное, а не начальственное!.. Помочь – дело добровольное, тут каждый в жилу, и отвергнуть человека – все равно что опозорить его». (Речь идет об избяной помочи – строительстве дома.)

¹ Дожжит – Дождит идет затяжной дождь.

² Ненадолочно – ненадолго.

³ Так, у мусульман, чтобы помочь нуждающимся в строительстве дома, устраивается походный субботник – хашар.

        Все вы, пожалуй, встречали и знаете слова: посиделки, беседки, вечёрки, гулянье, хоровод. А вот другие их «собратья» вряд ли вам знакомы: избушки, кельи, матаня, танок, досветки, сумерки, зарянка, свозки, сборы, топотуха, шумиха… Этот ряд можно продолжить, в собранных для атласа диалектологических материалах записано почти 150 различных наименований вечерних собраний молодежи. И, как вы сами понимаете, полностью показать их на карте невозможно. Мы выбрали только те, которые наиболее ярко характеризуют русские говоры, т. е. более употребительны, и те, которые имеют небольшие, но четкие ареалы. Надо заметить, что молодежные собрания в зависимости от цели их проведения делятся на две группы. Первая группа – собрания, на которых работают, вторая – собрания для развлечения.
        Вот как описывали вечера молодежи жители д. Белая Киришского р-на Ленинградской обл. в беседе с диалектологами: «Посидка – это вечернее собрание молодежи зимой. В больших деревнях для них откупали избу, а в маленьких ходили из избы в избу по очереди – чередой; по очереди и керосин приносили. Девушки приходили на посидку с прялками. Парни приносили гармошки, все пели песни, плясали». А это запись из д. Горка Пустошкинского р-на Псковской обл.: «Гулянка – парни и девушки собирались в чью-нибудь избу на вечер, пели песни, играли на гармошке. Супрядка – девушки собирались по очереди в чьей-нибудь хате и пряли». «Улица – летом с песней и гармошкой; посиделки – с работой; вечеринки – с угощением, иногда смешно наряжаются», – объясняли различия в собраниях уроженцы д. Тужилки Воскресенского р-на Рязанской обл.
        Самыми частыми в традиционной деревне были собрания с работой, куда девушки сходились, чтобы прясть, вязать, шить, вышивать, плести кружева. Сюда же, если позволял обычай, приходили парни, некоторые из них вырезали ложки, плели веревки, а потом все вместе веселились. В больших деревнях могло быть несколько групп девушек: 12 – 14 лет, 15 – 17 лет, старше 17 лет. Каждая такая группа, в некоторых деревнях она называлась роща, собиралась отдельно.
        Начинались трудовые собрания после окончания осенних полевых работ: либо с дня Симеона Столпника (Летопроводца) (1 сентября по ст. ст., 14 сентября по нов. ст.), либо с дня Покрова Богородицы (1 октября по ст. ст., 14 октября по нов. ст.), либо с другой даты церковного календаря. В каждой местности на этот счет существовала своя традиция, которая, впрочем, распространялась и на продолжительность собраний.
        В одних местах они продолжались до Масленицы или Великого Поста, в других – до Егория, дня Георгия Победоносца (23 апреля по ст. ст., 6 мая по нов. ст.).
        Наиболее распространенные названия трудовых собраний – беседы, беседки, бытующие в основном в говорах северного наречия, а также многочисленные образования с корнем -сид-: посиделки, посиденки, посидушки, посидуха, посидки, сиделки, сиденья, сидки, засидки (см. карту). Они известны и в говорах южного наречия, и в среднерусских говорах, и даже в некоторых севернорусских – около Вологды и Великого Устюга.
        Общаясь за работой, молодежь смеялась, балагурила, распевала частушки, в которых упоминались и названия вечеров:

        Значительно меньший ареал имеет слово супрядки, которое нам уже встречалось на карте 7 «Названия коллективной помощи в сельской работе». Сравните его распространение на обеих картах. Слово супрядки чаще употребляется в значении «вечерние собрания с работой». Обычно на них занимались прядением, что выводимо из названия супрядки (ср. сутолока) – совместное прядение, которое происходит и при коллективной помощи (там девушки и женщины прядут хозяйскую пряжу, а потом получают угощение), и на молодежных собраниях, где каждая участница прядет свое (см. карту 7).
        На небольшой территории к востоку и юго-востоку от линии Арзамас – Саранск трудовые вечера назывались кельи. Избушки, изобки (о них см. ниже), кельи – так в говорах именовали дома одиноких стариков, вдов, солдаток, которые обычно «откупала» (снимала) молодежь. Отсюда пошли и имена собраний – по названию места их проведения. В некоторых деревнях девичьи работы длились всю ночь до утра и собрания звались досветки (Белгородская обл.) или ночлежки (Смоленская обл.).
        У различного рода гуляний наименований было гораздо больше. Их устраивали в любое время года, по будням и в праздники. Прежде всего к подобным названиям относятся слова, образованные от корня вечер-: вечер/а, вечёрки, вечеринки, вечерины, вечеровки, вечерушки, вечерованья.

        В ряде говоров приведенные слова обозначали гулянья зимой в доме, иногда с угощением, в других же говорах – летом на улице.
        Улица – так зовут в среднерусских и южнорусских говорах весенне-летние гулянья (на карте показана изоглоссой). Вероятно, это слово вытеснило старинное название хоровод.

        Столь же широко известны наименования гулянье, гулянка, гульба, чаще означающие собрания в теплое время года. Они имеют обширный ареал на западе и известны в говорах северного наречия (см. карту).

        Рядом с Москвой встречаются названия избушки, изобки. Эти собрания устраивали в арендованной избе зимой. Разнаряженные девушки приносили с собой керосин для освещения и дрова для отопления дома, а парни платили хозяевам деньги. Если же молодежи в деревне было немного, избушки проходили поочередно в избе каждой из участниц.
        Вокруг Галича бытует название зарянка. Молодежь веселилась на таких гуляньях до зари. Территория вокруг Галича и Чухломы в лингвистике известна как «Чухломской акающий остров», так как кругом живут «окалыцики», а здесь – «акальщики» (см. карту 12 фонетического раздела). Получается, что и некоторыми лексическими чертами «остров» выделяется среди прочих говоров северного наречия.
        Мы рассмотрели много различных названий, упомянув, какие из них обозначают рабочие собрания, а какие гулянья. Но такое распределение в каких-то говорах может не соблюдаться, все зависит от традиции. Вечёрки или другие названия с этим же корнем в ряде мест обозначают собрания с работой. При сосуществовании, например, слов беседки и посиделки не исключено, что одно из них обозначает гулянье, а другое – рабочие вечера. В этом вы можете убедиться, расспросив старожилов различных областей России. .

¹ Дроля – милый, милая.

² Засуха – та девушка, в которую влюблен, которая «засушила».

        У В. Хлебникова есть такие строки:

        Жизнь человека на земле имеет начало и конец. Человек приходит на свет с плачем, который издает сам, а когда уходит, по нему плачут родные и близкие. С древности похоронный обряд был наполнен причитаниями, голошениями, которые начинали звучать сразу же после наступления смерти. Они оповещали всех о постигшей семью утрате. Совершая обряд, родные стремились облегчить умершему переход в иной мир, ведь путь на «тот свет», судя по словам плача, рисовался полным трудностей, преодоления сложных препятствий: реки, гор, леса – словом, «дорожкой мутарсливой», мучительной. Но трагической кульминацией был, безусловно, день погребения, когда плачи звучали и при выносе гроба из дома, и по дороге в церковь, и на кладбище, и больше всего на могиле. Причитали, голосили, как правило, близкие – причем только женщины – или, если они не умели, приглашенные профессиональные плакальщицы-вопленицы. Ритуальное голошение порой становилось подлинно поэтическим действом, полным печальных, элегических импровизаций. Традиционно плач строился как цепь восклицательно-вопросительных предложений, риторических обращений к покойному: Али мы тебя не любили, али чем прогневили?; Не утай, скажи, косата моя ластушка. Ты на чье нас покидаешь доброумьице? Отсюда и некрасовское: «Голубчик ты наш сизокрылый! Куда ты от нас улетел?» (Мороз, Красный нос).
        За гробом причитающие, как правило, шли обнявшись, покрыв головы белыми платками, потому что траурная одежда на Руси была белой. Это отметил и Н. А. Некрасов:

(Мороз, Красный нос.)

        Черный траурный цвет – влияние общеевропейской городской традиции.
        В северных районах (Олонецкая, Архангельская губ.), где обрядовое причитание было особенно развито, во время похорон речитативом, т. е. напевной декламацией, произносилось несколько сотен строк.
        Надо сказать, что ритуальное голошение сопровождало еще два обряда – свадьбу и проводы в армию, в рекруты, т. е. все те события, которые связаны с рубежом, переходом из одного состояния в другое. Считается, что первичным, давшим начало другим, было похоронное голошение.
        Во многих деревнях плачам, как и прядению, начинали учить девочек с малолетства. Здесь считалось неприличным приглашать профессиональных вбплениц. В тех местах, где «дозволялось» наемное голошение, на похороны, как правило, звали одних плакальщиц, а на свадьбы – других.
        В крестьянской среде плачи называют: вой, вопь, голошение, жаль, заплачки, крик, причет, плач, рев. На карте показано распространение глаголов вопить, выть, голосить, кричать, плакать, причитать, реветь, обозначающих их исполнение. Большинство этих слов в говорах многозначно, т. е. обладает несколькими значениями. Общее для всех указанных глаголов значение «плакать» может иметь различные уточняющие оттенки значения. Так, например, в д. Деулино Рязанской обл. выть означает «плакать в голос», голосить – «громко с причитанием плакать», кричать означает «плакать», а как оттенки значения даются случаи: «громко плакать, кричать» (о грудных детях); «причитать, голосить с громким плачем»; «жаловаться, плакаться, сетовать» (Словарь современного народного русского говора. – М., 1969).
        Подобные тонкости в определении значений породили трудности при сборе и записи диалектного материала: при опросе не всегда было ясно, какой именно глагол обозначает обрядовое действие – плач со словами. Ведь во время похорон звучат все виды плачей, присутствуют различные формы выражения скорбных чувств. Поэтому и на карте на многих территориях мы видим сосуществование 2–3-х глаголов, некоторые из которых синонимичны. Такой вывод подтверждается и фольклорными источниками: «Ближние родственники также начинают выть и причитать… Во время отпевания и погребения она [жена] также плачет, но не воет». (Костромская губ., запись 1920 г.). Глагол плакать в приведенном тексте имеет литературное значение «проливать слезы», а выть и причитать – «исполнять обрядовый плач».
        Обратимся непосредственно к анализу карты. Самую большую территорию занимает ареал глагола плакать. Можно думать, что в диалектах, где записано только это слово, оно обозначает именно процесс традиционного голошения. В прочих же говорах, в которых слово плакать известно наряду с другими глаголами (а их большинство!), оно, скорее всего, употребляется в литературном значении или, что тоже вполне вероятно, сочетает его со значением «голосить по покойнику».
        На северо-востоке распространено слово реветь. Его мы встречаем даже в частушках этих мест:

        Глагол голосить имеет два крупных ареала: в южнорусском наречии и в говорах северо-запада. На прочей территории он встречается единично. В повести «Деревня» И. А. Бунин, уроженец Орловской губ., замечает: «…Родьку схоронили. Молодая голосила, провожая гроб, так искренне, что была даже неприлична, – ведь эта голосьба должна быть не выражением чувства, а исполнением обряда».
        Три ареала слова выть располагаются так: два на западе – вокруг Смоленска и западнее Москвы, а третий – на востоке, в Костромской и Ярославской областях.

(Н. А. Некрасов. Мороз, Красный нос.)

        Глагол кричать занимает компактную территорию рязанских говоров. Вот пример из уже упоминавшегося говора д. Деулино Рязанской обл.: «Как я кричала [по умершему мужу]? Друх мой милай, аставял ты мине с детками с мелкими… Кричала, долγа кричала».
        К северу и востоку от ареала глагола кричать в части восточных среднерусских говоров распространен глагол вопить, известный и в северном наречии. Однако более характерным для северного наречия следует считать глагол причитать. Так, В. И. Белов, описывая традиции Вологодской земли, рассказывает о профессиональных плачеях: «Нанятая плачея могла моментально преобразиться, перебить плач каким-нибудь обыденным замечанием и завопить вновь… Другое дело, когда причитают близкие родственники или когда смерть преждевременна. Здесь традиционная форма принимала личную, эмоциональную, иногда глубоко трагическую окраску». (Лад.)
        Как вы, должно быть, заметили, в части примеров употреблены два глагола, осознаваемые как имеющие тождественное значение, синонимичные. Чаще одним из них является глагол причитать, реже голосить, оба они и в литературном языке имеют значение, связанное с обрядовым плачем.
        Во фрагменте рассказа А. И. Солженицына «Матренин двор», где описан «порядок» плача, употреблены три глагола (действие происходит в деревне Владимирской обл.): «Самый же плач доставалось вести родственницам. В плаче заметил я холодно-продуманный, искони заведенный порядок. Те, кто подалее, подходили к гробу ненадолго и у самого гроба причитали негромко. Те, кто считал себя покойнице роднее, начинали плач еще с порога, а достигнув гроба, наклонялись голосить над самым лицом усопшей. Мелодия была самодеятельная у каждой плакальщицы. И свои собственные излагались мысли и чувства… …«Вторая» Матрена… сбивалась с этой политики и простовато вопила, надрываясь над гробом: «Да ты ж моя сестричка! Да неужели ж ты на меня обидишься… Ох-ма!..» Вышла тогда из угла старуха древняя и, положа Матрене руку на плечо, сказала строго: «Две загадки в мире есть: как родился – не помню, как умру – не знаю».
        И в заключение приведем отрывок из «Причитания по мужу», записанный в Буйском уезде Костромской губ. в 1920 г.:

Дух мой, свеча светлая, кровь ты моя кипучая,
Красавец мой! Промолви хоть одно словечушко,
Накажи, как мне жить-то.
Эку ты шуточку надо мной сшутил!
Подкосил ты мои ноженьки, как косой,
Жизнь ты моя! Радость моя! На что ты рассердился,
На какое ты слово грубое?
Мы, кажись, прытко-то с тобой и не ругались!
Дух мой, научи ты меня, как мне дом-то домить
Да деток-то подымать!
Пожила я за тобой, за работничком, да покрасовалась,
С кем теперь я думу-ту думать буду?
Ангел мой, взгляни хоть ты одним глазком!