Солнечность

Вчера Максима посетило удивительно прекрасное настроение, какого уже давно не было. Словно вернулась молодость с вечерним ярким, но уже не жарким солнцем. Да, эта солнечность, осветившая давно забытые уголки его души, в которых он увидел свою молодость, почувствовал её безмятежную радость.
Вечером он сел за компьютер и, открыв сразу же свою страничку на литературном портале, стал записывать вчерашнее состояние души. И оно было великолепным, и слова ложились тесным рядком, отчего просторно гуляли мысли и чувства. Он описал вчерашнее состояние, всё больше входя в творческий азарт, и уже раскручивал незатейливый сюжет. Как там, в прошлой жизни, с раннего утра он был в дальнем колхозе, поговорил с председателем хозяйства, главным агрономом, побывал на ферме под лукавыми взглядами доярок и мычание коров, отобедал в местной столовой прекрасными наваристыми щами и, отказавшись от председательской машины, сел в рейсовый автобус. Как раз во время, потому что на крышу пазика обрушился озорной послеобеденный дождь и исчез, как и появился.
И вот тогда он вспомнил Олесю. Это произошло на автостанции, когда он проходил через зал ожидания мимо плачущей девушки. Остановился.
- Что у вас случилось?
- Кошелёк потеряла?
- А если мы нагнёмся?
Что он и сделал тогда, подняв из-под скамейки кошелёк.
- Бабушкин, что ли? – спросил он насмешливо, подавая затёртый мужской бумажник.
- Нет, мой, - радостно отвергла другое притязание Олеся и так улыбнулась Максиму, что он вспомнил о маме, когда она его встречала из школы. – Это дедушка мне дал.
- А что вы здесь делаете?
- Поступать приехала в авиатехникум.
- На пилота? – удивился Максим.
- На диспетчера.
- Там нужны собранность и внимательность, - строго заметил Максим, хотя самому исполнилось всего 25 лет.
Он проводил на троллейбусе Олесю до техникума, подождал, когда она выйдет из приёмной комиссии с направлением в общежитие, проводил её в это пятиэтажное здание через дорогу. Так и простились, кажется навсегда. Он сам, вернувшись из армии, поступил в педагогический институт, окончил, женился на третьем курсе, вырастил двоих парней, которые уехали за границу. А сам всю жизнь проработал в газетах. Завтра его провожают на пенсию из областного еженедельника «Волжские дали».
Конечно, скажут слова о прожитых им годах.
А что они могут сказать о том, как давалась ему журналистика? Сколько бессонных ночей он проводил за машинкой, печатая и выбрасывая листы? Сколько пачек сигарет он положил в мусорные корзины, пока врачи не запретили? Сколько было слов «партия», «долг», «время», пока не закрыли партийную печать? Как было нелегко принимать в свой отдел щебечущих девчонок, ничего не понимающих в журналистике, или спорить с редактором-женщиной о сути газеты. Ты ей о смысле, она тебе о спонсорах. Он мог бы поработать ещё, но душа не терпела ужасный русский, изложенный американизмами…
Он долго вчера писал, вспоминая жизнь, смерть жены, репортажи с демонстраций и интервью со старыми коммунистами и новыми хозяевами жизни.
К двенадцати ночи позвонила соседка в дверь, извиняясь за поздний час, но надо оставить ключ для её мужа. Ведь Максим Петрович уходит на работу к десяти часам?
Он повесил ключ на вешалку, закрыл за соседкой дверь, вернулся к столу. И здесь, как назло, при правке стёр рассказ. Стал ругать себя за работу сразу на портал, махнул рукой.
Он вышел на балкон. Курить уже не хотелось. Просто сел при яркой луне в кресло-качалку. Вспомнил Понтия и лунную дорожку из «Мастера и Маргариты». Что-то ещё. Слова «всё тщетно в этом мире». И заснул.
Ночью перебрался на кровать, но уже не спалось до самого утра. Чтобы не пропадало время сел за компьютер. Открыл файл, назвал его «Настроение» и стал вспоминать утраченный рассказ.
Захотелось того настроения, определённого им в утраченном рассказе точными и нежными словами. Остановился на слове «солнечность». Оно главное, оно определяет безмятежность и ещё не разрушенные иллюзии. Его создала та улыбка Олеси из прошлого. Он задался вопросом, что же такое – улыбка? Всплеск прекрасной души для других или дверь в эту душу?
Эта солнечность, посетившая Максима на склоне лет, осветила все уголки его души, которая раньше была в виде зелёного дерева, а сейчас она видится ему каким-то абстрактным изломом и не дерева, а металла и бетона.
Вот так и рассказ, словно хрустальная ваза, упавшая на землю, превратившаяся в осколки. Максим их собирает, склеивает, но ничего толком не получается.
И вдруг он понял, что не рассказ исчез, а его жизнь на чём-то споткнулась.
На Олесе. Он не понял её улыбки, приглашающей в свой мир. Ещё не построенный до конца, но обещавший бесконечные «белые» ночи.
Максим дождался соседа с ночной смены. Затем поехал на автостанцию. Он помнил, что Олеся из села «Загривки».
Ехал в неистребимом пазике, думая, зачем?
На остановке у села автобус его выплеснул и Максим пошёл по сельской дороге до домов. У колодца спросил пожилую женщину:
- Извините, не скажете, где живёт или жила Олеся?
- Потапенко?
- Наверное, Потапенко. Она училась на диспетчера.
- Насколько я знаю, она и закончила учёбу, и работала. А сейчас на пенсии. Вернулась.
- И где она сейчас?
- Здесь, перед вами? Вы кем ей будете?
Женщина вдруг осеклась.
- Так вы ж Максим! Точно! Сколько думала о том, что вы вернётесь. Замуж даже не вышла...
- Да, а вы Олеся? Только на минутку улыбнитесь!
И она улыбнулась, привнося в этот мир ту солнечность, которая и есть смысл жизни людей.